著者
塩川 伸明
出版者
北海道大学スラブ研究センター
雑誌
スラヴ研究 (ISSN:05626579)
巻号頁・発行日
no.46, pp.155-190, 1999
被引用文献数
1
著者
野町 素己
出版者
北海道大学スラブ研究センター
雑誌
スラヴ研究 (ISSN:05626579)
巻号頁・発行日
vol.57, pp.27-57, 2010

Кашубская глагольная система, как и аналогичные системы других славянских языков, имеет две морфосинтаксические формы пассива : 1. конструкция со вспомогательным глаголом bëc ≪быть≫ (или òstac ≪стать≫) и страдательным причастием на -n-, -t- и -ł-. 2. конструкция с морфемой sã ≪ся≫. Считается, что кроме этих двух конструкций в кашубском языке существует еще одна конструкция с глаголом dostac ≪получить≫ (или dostawac ≪получать≫) и страдательным причастием в среднем роде. Пример (1) показывает, как она выглядит: (1) òn to dostôł (òd / przez / bez ni) przëdzelóné. (букв. ≪он это получил от нее распределенное≫) (2) òna mù to przëdzelëła. (она ему это распределила) (3) To bëło mù (òd / przez / bez ni) przëdzelóné. (это было ему распределено (ею)) Предложение (3) является пассивной формой исходного предложения (2), а пример (1), в свою очередь, можно считать пассивной формой примера (2). При этом различие между (1) и (3) состоит в том, что в одном случае (1) косвенное дополнение в дательном падеже mù, которое в случае (2) играет семантическую роль реципиента в предложении, становится пассивным и также получает статус грамматического субъекта òn. В примере (3) пассивную форму приобретает местоимение to, которое является прямым дополнением глагола в (2). При этом нет сомнения в том, что не происходит изменения логического содержания данных высказываний, поэтому в лингвистической литературе конструкция типа (1) называется реципиентным пассивом. Кашубский реципиентный пассив происходит из кальки так называемого немецкого ≪bekommen Passiv≫ типа Ich bekam das Buch geschenkt, в котором данная конструкция уже в сравнительно высокой степени грамматикализована. Поэтому специалисты по германским языкам часто анализируют ее в рамках исследования категории залога и иногда включают в парадигматику глагола, но в изучении кашубского языка названная конструкция раньше никогда не подвергалась систематическому анализу и не была описана в научной литературе. Мы, следовательно, пока не знаем, в какой степени реципиентный пассив грамматикализован в кашубском языке. С учетом вышесказанного в настоящей статье реципиентный пассив рассматривается в синхронном срезе и сопоставляется с другими славянскими языками, во-первых, в грамматическом (формальном) отношении, во-вторых, в семантическом (функциональном) отношении в рамках теории грамматикализации, которая была введена в лингвистическую типологию Б. Гейне и Т. Кутевой. В конце статьи осуществляется попытка диахронического описания названного пассива в сравнении со степенью грамматикализации описательного посессивного перфекта, который также проник в грамматическую систему кашубского языка под влиянием немецкого. Как результат проделанного анализа предлагаются следующие выводы: 1. Грамматическое отношение ・ На уровне морфологии: наблюдается строгое соблюдение употребления страдательного причастия окаменевшей в среднем роде формы и тенденция к парадигматизации глагола с причастием в качестве описательной формы глагола, что считается характерными для грамматикализации признаками. ・ На уровне синтаксиса: названная конструкция является результатом деагентизации исходного предложения и пассивизации дополнения в дательном падеже -- она и играет дополнительную роль в парадигматической системе предложений. 2. Семантическое отношение ・ Наблюдается тенденция к десемантизации глагола dostac, который дейст-вительно функционирует в качестве вспомогательного глагола в названной конструкции, хотя не все глаголы, управляемые дательным падежом, становятся при этом пассивными. Условиями формирования конструкции являются также ясные значения результативности и переходности глагола. Данный факт затрудняет оценку степени грамматикализации в семантическом отношении. 3. Диахроническое отношение ・ Названная конструкция обладает высокой степенью грамматикализованности с самого начала ее фиксации, по крайней мере, в формальном отношении. Это является результатом не столько калькирования данной конструкции из немецкого языка, сколько взаимного влияния внутри грамматической системы в кашубском языке, а именно влияния высоко грамматикализованного описательного перфекта, который состоит из сходных с реципиентным пассивом элементов и имеет подобное значение.
著者
野町 素己
出版者
北海道大学スラブ研究センター
雑誌
スラヴ研究 (ISSN:05626579)
巻号頁・発行日
no.57, pp.27-57[含 カシュブ語文要旨], 2010
著者
外川 継男
出版者
北海道大学スラブ研究センター
雑誌
スラヴ研究 (ISSN:05626579)
巻号頁・発行日
no.8, pp.109-144, 1964

意志とはある種の思維にほかならない.意志を有限なものと考えようが, 無限なものであると考えようが, 意志を働かせる何らかの原因を認めざるを得ないことにかわりはない.従って, それは自由な原因としてではなく, 制約された原因として考察さるべきである.
著者
見附 陽介
出版者
北海道大学スラブ研究センター
雑誌
スラヴ研究 (ISSN:05626579)
巻号頁・発行日
vol.56, pp.63-89, 2009

In this paper, I examine the meaning of the concepts of "person" and "thing" in M. M. Bakhtin's theory of dialogue. Through this examination, I aim to clarify the similarities and differences between Bakhtin's and C. L. Frank's philosophy based on an ontological concept unique to traditional Russian philosophy, namely, "pan-unity" (всеединство). I begin by presenting a conceptual contrast between dialogue and reification, which play an important role in Bakhtin's seminal work Problems of Dostoevsky's Poetics. I demonstrate that this contrast between dialogue and reification derives from the contrast between person and thing. Dialogue, to Bakhtin, is the relationship between "I" and "Thou." We need to consider the other as "Thou" because he/she is not a thing but a person who has his/her "independence," "inner freedom," and "unfinalizability." Bakhtin says that only through dialogue can we properly deal with such characteristics of the other. If we have contact with the other without a dialogical attitude, he/she is reified as a thing that does not speak. He affirms that the main aim of his work is to elucidate the meaning of the artistic form of Dostoevsky's literary works, namely, "polyphony." According to Bakhtin, polyphony emancipates the person from such reification through a dialogical attitude. In this sense, we can infer that Bakhtin's theory of dialogue is based on the contrast between dialogue and reification, which derives from the fundamental contrast between person and thing. In addition, by comparing Bakhtin's concept of reification with A. F. Losev's, I demonstrate that Bakhtin utilized the word "reification" not in the manner of Russian Platonism, wherein it was considered as the incarnation of an "idea," but in the manner of Kantian argument, which ethically differentiated person from thing and criticized the idea of treating a person as a means. Next, I examine S. L. Frank's concepts of person and thing to compare them with Bakhtin's. Frank also developed the idea of "I" and "Thou." Moreover, like Bakhtin, he criticized the idea of treating a person as a thing. In this sense, I think that his philosophy is suitable for a comparison with Bakhtin's theory. However, there is a third category in Frank's argument, which he refers to as "We." This makes his idea of "I" and "Thou" distinct from others' idea. "We" is characterized as a primary state from which "I" and "Thou" are derived through differentiation, namely, as pan-unity. Frank ultimately places these categories in ontological unity under God. I show that in Frank's philosophy, encounter and association with the other as "Thou" is grounded in this ontological concept. On the basis of these theories, we can point out the similarities between Bakhtin's and Frank's philosophy. Both developed the idea of "I" and "Thou" on the basis of the contrast between person and thing. Moreover, it seems that Frank's definition of "We" as a "polycentric system" is similar to Bakhtin's idea of "polyphony." However, there is a decisive difference between them, namely, the ontological premise of the relationship between "I" and "Thou." As stated above, the relationship between "I" and "Thou" is ensured by the ontological concept of "We" as pan-unity in Frank's philosophy. On the other hand, the ontological premise of Bakhtin's dialogue is the idea of "outsideness" (вненаходимость). I conclude that this idea is incompatible with the idea of pan-unity. However, there seems to be a disagreement concerning the interpretation of Bakhtin's idea of outsideness. Some scholars, including me, think that there are some differences between the idea of outsideness and the idea of pan-unity. Therefore, they consider Bakhtin's philosophy to be distinct from traditional Russian philosophy. Others think that there are some similarities or connections between them. Therefore, they consider Bakhtin's philosophy to be influenced by traditional Russian philosophy. By considering the differentiation between "monological outsideness" and "polyphonic (dialogical) outsideness," which was proposed by Bakhtin, I intend to provide a solution for this seeming disagreement. Finally, on the basis of these arguments, I consider not only how Bakhtin's idea of person and thing can be appreciated in comparison with Frank's idea, but also how the idea of outsideness as the ontological premise of Bakhtin's dialogism can be appreciated in comparison with the ontological idea of pan-unity, unique to Russian philosophy.