著者
青木 恭子
出版者
ロシア史研究会
雑誌
ロシア史研究 (ISSN:03869229)
巻号頁・発行日
vol.84, pp.24-46, 2009

В конце ХIХ - начале ХХ вв. переселение и колонизация Азиатской России являлись делом государственной важности: это содействовало, с одной стороны, разрешению аграрного вопроса в центральной России и, с другой стороны, освоению малозаселенных окраин страны. Основой переселенческой политики являлось регулирование переселенческого движения путем выдачи желающим разрешений на переселение. Однако не все желающие получали разрешение: проходные свидетельства с правом пользования льготами и ссудами, и с правом получения казенных земель выдавались только тем крестьянским семьям, которые считались подходящими. Главная цель данной статьи заключается в освещении основных принципов выдачи разрешений: какого рода семьи желательно было переселять государству. Советские историки утверждали, что царское правительство в 80-90-е годы ограничивало переселение безземельных или малоземельных крестьян в целях обеспечения помещичьих хозяйств дешевой рабочей силой и увеличения стоимости аренды земли, а с начала ХХ века стало всеми силами поощрять их выселение для того, чтобы ослабить остроту крестьянского движения. Но на самом деле, как доказывают и статистические данные, с середины 90-х гг., с постройкой Сибирской железной дороги, стало изменяться отношение правительства к переселенческому делу. После этого оно выдавало разрешения на переселение семействам, в которых было достаточное количество рабочих рук и у которых имелось немало средств для проезда и первоначального обустройства, и которые предварительно посылали ходоков для выбора и распределения участков: словом, крестьянам-переселенцам, достаточно осознанно идущим на переселение и имеющим возможность успешно прижиться на новых местах.
著者
韓 貞淑 崔 在東
出版者
ロシア史研究会
雑誌
ロシア史研究 (ISSN:03869229)
巻号頁・発行日
vol.75, pp.3-20, 2004

<p>The wave of Leontev renaissance in Russia since Perestroika is a very interesting phenomena. Some scholars look up to Leontev as a prophet and foreseer who showed with keen insight the "Russian way" for his descendants lost in the whirlpool of epochal system change. This article rejects such an estimation of Leontev, but tries to analyze his view on cultural pluralism and the idea of cultural uniqueness of Russia. Leontev's thought of cultural pluralism was closely related with his characteristic aesthetricism He defined beauty as "diversity in unity." What matters for beauty is not the inner idea but the outer diversity and variety. In order to be beautiful, any being should contain different and unequal components. Leontev disliked most of all an aggregate of standardized and equal things. A culture should include different and unequal things; and the world should consist of different shapes of culture. In his discourse on the cycle of cultural development which foreruns Spengler's thought on stages (birth, growth, illness and death) of culture. Leontev insisted that a culture passes through three stages of development: In the first stage things are not differentiated and all the same; in the second and developed stage things become differentiated and unequal; the third stage is that of second simplification when all things show the same and standardized shapes again as when things are decaying and dying. Leontev identified equality with sameness and standardization. Thus a society where the principles of equality and democracy rule was in his view in the state of degeneration and decay. Traditional societies with non-egalitarian estate system were much healthier and more beautiful than an egalitarian democratic society. With its equalized mediocre petit-bourgeois style of life and gray industrial cities Western Europe was just in such a state, whereas Russia was keeping the traditional estate system including serfdom and presented a more beautiful type of society with colorful and various shapes of human life. In order to keep the beauty of Russian culture Leontev rejected democratization and reforms of Russian society and wanted to "freeze the society" so that his country could maintain autocracy and the estate system. Leontev thus insisted most stubbornly the necessity to preserve the cultural originality and uniqueness of a society. He contrasted the Russian culture to that of Western Europe in behalf of the former. In this sense he stood near to Muscovite Slavophiles of the 1840s and Pan-Slavists like Danilevsky. For Leontev however the blood tie of the Slavic peoples was not important. What mattered was a cultural tie. According to him the Russian culture was built on Byzantinism characterized by 1) autocracy, 2) Orthodoxy and 3) renunciation of secular utopianism. Thus Leontev had a special feeling of solidarity for the Orthodox Christians and emphasized the importance of the unity of all Orthodox. Hence his negative reaction to the Bulgarian Orthodox Church which strived for and gained independence from the Constantinople Patriarchate ( Greek Church). He saw in it the religious disunity of Orthodox Christians. In this context he wished that Russia would seize and own Constantinople (Istanbul). According to Leontev it would mean "the unity of political Russia and ecclesiastical Greece." This would enable the church unity of all Orthodox and the victory of the Eastern Church over the Western. This was for him the historical mission of Russia. Though he disliked political nationalism on the ground that it was a form of egalitarianism and liberalism, his wish for seize of Constantinople made no difference from the political nationalism of Pan-Slavism type. Thus a champion of the cultural independence of Russia became-though only in a limited sense-an advocate of aggressive expansionism. It was nonetheless beyond doubt</p><p>(View PDF for the rest of the abstract.)</p>
著者
神長 英輔
出版者
ロシア史研究会
雑誌
ロシア史研究 (ISSN:03869229)
巻号頁・発行日
vol.88, pp.64-77, 2011

В южных водax российского Дальнего Востока в обилии произpacтaet морская капуста (паминария), однако традиционно ее потребляли не столько жители, сколько японцы и китайцы. Во второй половине XIX века владивостокский купец, Я. Л. Сеёнов (1831-1913) и erо китайские партнеры нанимали сотни китайских перееселенцев, а также мшстных российских и коренных для сбора и обработки морской капусты в Приморье и на Сахалине. В конце XIX века Семёнов и китайские купцы экспортировали из ПриамypьявКитайпримерно по 10 тысяч тонн морской капусты в год. В первое время ее перевозли cyxопутным путем, а затем морским в Чифу (Янътай) и шанxaй. Прй этом особо важную рольв торговле играли купцы, проиcxодившие родом местности (например, шаньдун или Xyньчунь Гиринской провинции). Hyжно отметить, что морская капуста ввозиacь в Китай и из Японии. Японская паминария была более качественной, стоила дороже, чем российская, и продавалacь в районax бассейнax бассейна реки Янцзы. Pоссийская капуста сбывалacь главным образом в Шаньдне, где ейтакже приходилось конкypовать с ламинарией, ввозимой из Японии. нужно сказать, что морская капуста издавна использовалacь на Дальнем Востоке не только как пища, но и как лекарство. Ее употребляли не только богачи, но и простой народ.
著者
バールィシェフ エドワルド
出版者
ロシア史研究会
雑誌
ロシア史研究 (ISSN:03869229)
巻号頁・発行日
vol.93, pp.25-46, 2013-11-15 (Released:2017-07-25)

В конце августа 1914 г. ГАУ отправило в Японию и Америку особую военно-техническую комиссию во главе с генерал-майором Э. К. Гермониусом, деятельность которой не толъко заложила осноы российско-японского военного сотрудничества, но фактически стала фундаментом для организации российского военного снбжения за рубежом. С марта 1915 г., после отьезда Гермониуса из Японии, артиллерийскую комиссию в Японии возглавил полковник М. П. Подтягин ставший централъной фигурой в деле российских военных заказов в Японии во время Первой мировой войны. Статус комиссии неоднократно менялся в связи с изменением внутриполитического положения в России, ситуацией на фронте и переменами в двусторонних российско-японских отношениях. Некоторые из артиллерийских приемщиков и браковщиков после окончания приемки возвращалисъ в Россию, некоторые, напротив, вновь прйбывали для выполнения данной работы. Если в первый год войны главным содержанием работы комиссии являласъ приемка уступаемого и вновь изготавливаемого оружия на казенных заводах, то затем она стала носить сугубо консультативый характер и приемка разворачивалась, главным образом, на частных Японии. Несмотря на то, что передачи Японией российскому правительству оружия и боеприпасов старых объем военных поставок заметно уменьшился, японские военные заказы выполнялись, как правило, в срок, и заготовительная деятельность ГАУ в Японии была достаточно эффективна, что особенно заметно при ее сравнении с русскими заказаим в Америке.
著者
青島 陽子
出版者
ロシア史研究会
雑誌
ロシア史研究 (ISSN:03869229)
巻号頁・発行日
vol.90, pp.43-65, 2012-06-12 (Released:2017-07-25)

This paper attempts to elucidate how peasants after the Emancipation were treated by the government and society through analysis of the introduction process of the Narod school system during the Era of the Great Reforms. The first half of this paper indicates that the Tsarist government did not intend to create a Russian nation by fusing the peasant estate into other estates in the Russian Empire. Specifically, the Ministry of Public Instruction, which was responsible for the institutional design of Narod schools in the period of the Great Reforms, had no clear perspective on peasant education, because its focus had been on elite education such as Universities and Gymnasia since its establishment. Therefore, the initiative to construct schools in villages was left to spontaneous contribution from the peasant collectives, and the government was assumed to furnish very little financial assistance and to adopt no specific diffusion policy. On the other hand, the emerging secular pedagogues became involved in active movements for peasant education, envisaging peasants as a part of the Russian nation. Their enthusiasm was to compensate the nonresponsive attitude of the government. The second part of this paper examines such concrete activities of pedagogues.